ЯРОСЛАВ СМЕЛЯКОВ НА РЫБАЛКЕ
Ярослав Смеляков очень поздно — почти в пятьдесят лет — пристрастился к рыбалке. Но полюбил ее беззаветно.
Человек острого ума, щедро наделенный чувством юмора, он его нередко утрачивал на рыбалке, становился совсем ребенком.
Весной 1962 года мы ловили рыбу на Плещеевом озере, там, где некогда Петр I еще в отрочестве своем сделал попытку создать русский флот.
Мы подъехали к берегу, противоположному древнему городу, поставили моторку у травы и приступили к рыбной ловле.
В лодке было пятеро — лодочник, Я. Смеляков, В. Костров, моя жена и я.
У Смелякова что-то не клевало. А моя жена каждую минуту просила меня:
— Надень червя!
Я надевал. Она забрасывала удочку по-женски, через голову, и каждый раз попадала в самые водоросли.
Я шипел на нее:
— Перебрось, там только крючки отрывать!..
Она вытягивала удочку, и на ее крючке оказывалась рыбешка.
Она снова просила меня:
— Надень червя.
Я снова надевал, она забрасывала в траву и снова вытаскивала рыбешку.
У Ярослава по-прежнему не клевало. Он молча мрачнел, мрачнел, наконец не выдержал и:
— У какой-то дурехи-девчонки каждую минуту на крючке рыбка, а у меня, большого советского поэта, — ни одной!..
Действительно, рыба совсем не хотела считаться с тем, кто ее ловил…
Через несколько дней Ярослав пригласил меня на рыбалку в Тарусу, где он снимал на летний сезон дачу…
Когда я проснулся на рассвете и вышел в огород, увидел Смел якова. Вид у Ярослава был праздничный. На нем был новый костюм светло-серого цвета, ослепительно белая рубашка — на рыбалку он собирался как на праздник.
Ярослав яростно копал землю лопатой, разламывал крупные комья земли, собирал и складывал червей в жестяную банку. А вокруг него суетливо бегал его приемный сын Алешка и упрашивал:
— Дядя Яр, дядя Яр, возьми и меня на рыбалку!.. Дядя Яр, возьми и меня на рыбалку!..
Ярослав, как он хорошо умел, крепко выругался и:
— Как возиться в земле, червей копать, так дяде Яре, большому советскому поэту. А как ловить рыбу, так на всем готовом — тебе!.. Да?..
Алешку на рыбалку он так и не взял…
Мы подплыли к дальнему берегу Оки, заросшему кугой, бросили якорь. Рыба клевала из рук вон плохо — за три часа мы с большим трудом наловили на жиденькую уху. Одну мелочь. И вдруг мой поплавок стал медленно при- тапливаться. Решив, что это берет крупная рыба, я осторожно подсек и почувствовал на удочке тяжесть добычи. Но на крючке оказалась не рыба, а толстая веревка. Я стал ее тянуть и вытащил плетенную из ивняка огромную вершу.
Видимо, она уже очень долго лежала на дне — когда мы с трудом вытянули ее в лодку, почти до половины она была наполнена жидким серым илом, а по нему ползал большой черный рак и прыгали две крупные плотвицы.
И тут произошло то, чего я никак не ожидал.
Ярослав бросился к верше, нырнул в нее головой, просунул руки в ее горловину.
Дрожащими руками, что-то сбивчиво бормоча, ловил он подпрыгивающих на иле рыб. А на его светло-серый костюм и ослепительно белую рубашку текла серыми потоками грязь. Рукава пиджака, воротник, спина уже были все покрыты илом.
— Ярослав, что вы делаете?
— Подождите! — Вынырнул из верши, отдышался, положил рака и плотву в ведерко: — А теперь поплыли домой… Только скажите Тане и Алешке, что это я сам все поймал!..
И он снова совершенно по-детски улыбнулся!
