Была глубокая осень — конец октября. Уже прошли первые утренники. Уже слетелись к человеческому жилью сороки, снегири, сойки, синицы.
Заливы Медведицы к утру покрывались тонким ледком, который так приятно потрескивал, когда мы плыли на лодке. Лед хрустел, по нему в разные стороны расходились длинные трещины.
В эту пору мы с Володей обычно гоняли кружки на глубине по самому руслу Медведицы: вся крупная щука к этому времени обычно уже скатывалась в ямы.
Мы и на этот раз решили выйти на русло.
И, как всегда в такое время, у нас начались трудности с живцом. Даже хуже, чем всегда.
Мы сначала пробовали поймать их на удочку. Но только потеряли два часа, а поймали всего трех окуньков. Да и то два из них не годились: они слишком глубоко заглотили наживу, и, вынимая крючок, пришлось их сильно повредить. Они совсем плохо плавали. И ставить их на кружки не было смысла…
Тогда мы собрали малявочницу и попытались ею наловить малька. Мы прошли по реке вдоль травы, наверное, целый километр и едва-едва поймали десяток окуньков.
Дальше тратить время на малька было уже нельзя. Мы вышли на русло и пустили кружки на одном, обычно очень удачливом плесе.
Прогнали метров триста. Ни одной перевертки.
Прогнали еще раз. Снова — ни одной. Наконец, в третий раз одна перевертка была. Но настоящей поклевки не было.
Видимо, окунь лишь помял живца и выплюнул. Это явно была не щука, потому что от ее зубов остались бы порезы.
Мы были в полной растеренности. Рыбалки не получилось. А через час-полтора уже должна была наступить темнота.
И тут Володя предложил:
— А что, Константиныч, на русле ловить, видимо, бесполезно. Вон в заливе, в траве, на мели еше стоят колья для переметов. На некоторых даже сохранились с лета основные жилки. Давайте-ка привяжем поводки да попробуем счастья там?..
И мы отправились в залив. Привязали на нескольких переметах поводки с крючками и насадили на них живцов.
Воды в заливах было уже немного. Перед ледоставом ее сбросили. Заливы обмелели, были полны отмирающих водорослей…
Едва мы насадили на одном перемете живцов и поплыли к другому, как я увидел, что на этом перемете забилась щука. Мы вернулись к нему. Действительно, щука прочно сидела на тройнике. Через минуту она была у нас в лодке.
За час мы поймали десяток щук. Такого ожесточенного клева я не помню в своей жизни.
У нас не было живцов, а то мы могли бы наловить и гораздо больше.
Начало смеркаться. И рыбалка заканчивалась. И тут, как говорится, под занавес нам пришлось сильно поволноваться.
Мы уже собирались отплывать домой, решив оставить на ночь живцов на нескольких переметах, как вдруг Володя заметил, что на одном из них поводок слегка дернулся. И мы поспешили к нему, хотя больше никаких признаков поклевки не было. Мы даже подумали, что щука сбила живца и ушла.
Когда мы подплыли к этому перемету, сердца наши затрепетали. Мы увидели огромную щуку. Толщина ее черной спины была, наверное, сантиметров пятнадцать.
Она с ходу заглотила живца, даже не почувствовав тройника, и стояла на самой поверхности воды.
Ее голова и хвост оказались в запутанных водорослях. Лишь средняя часть, огромная черная спина, была видна в промежутке между ними.
Я сказал Володе:
— Давай заезжай к щуке со стороны головы через водоросли, а я приготовлю подсачек и подведу его к самой пасти.
Володя осторожно развернул лодку и стал обходить щуку.
Мы подплыли к ней, я уже опустил подсачек в воду»
подводя его к водорослям, в которых находилась голова щуки, но в это время она почувствовала беду.
Достаточно было одного ее рывка, и основная жилка перемета оборвалась, как тонкая паутинка, а кол, к которому была она привязана, едва не вылетел на воздух. Огромная воронка появилась на воде, и в ней закружились отжившие спутанные водоросли.
Только эту щуку мы и видели…
Мы перевели дыхание. Сердца наши стучали, никак не могли успокоиться.
Наконец Володя сказал:
— Ну ладно, Константиныч, поплыли домой. Пусть она живет и гуляет. Она этого заслужила…
